Ясным и безоблачным было утро 22 июня 1941 года.
Но вдруг ярко светившее солнце словно померкло от страшной вести о начале самой коварной и тяжёлой войны.
Проводив мужчин на фронт, Харьковка словно посерела и нахмурилась. Поредели ряды хлеборобов и животноводов. В сельский совет каждый день поступали всё новые и новые заявления об отправке на фронт, и воинские эшелоны, отправившись со станции Гмелинская, увозили наших земляков
вдаль от родной земли на фронта Великой Отечественной…
Воспоминания, которыми поделилась Валентина Ивановна Кусайло, жительница Харьковки, заставили дрогнуть моё сердце. Несмотря на то, что в годы войны она была ребёнком, но события тех дней отложилось в цепкой детской памяти. Дети войны – невольные участники сражений, и, заменив ушедших на фронт взрослых, они помогали матерям на колхозных полях, в больницах и госпиталях. И эти страшные события заставляли их взрослеть день ото дня.
…В разгар Сталинградской битвы в Харьковке были развёрнуты эвакогоспитали. И Валя целыми днями пропадала там. Вместе с другими детьми она носила раненым бойцам еду, отрывая от себя последние крохи, читала им стихи. А потом, покинув ставших такими родными и любимыми бойцов, которые ей напоминали о папе и которые, как и он, ласково называли её Валюшей, она бежала домой, чтобы помочь маме. Её мама – Вера Яковлевна Мирошниченко — работала учётчиком в колхозе. С утра до вечера она была в МТМ. И один из первых страшных рассказов Валентины Ивановны был о чёрных вражеских самолётах, которые со страшным рёвом низко кружили над местом, где стояли трактора. Фашистские лётчики приняли их за военную технику и намеревались сбросить бомбы. Валя с мамой не успели убежать и спрятаться, а поэтому были видны лётчикам как на ладони. Да и не было сил бежать: страх парализовал всё тело так, что невозможно было пошевелиться. Лишь сердце бешено колотилось в груди, готовое вот–вот вырваться наружу. Мама обняла её за плечи, прижала к себе, укрыла полами телогрейки и, закрыв её глаза рукой, сказала: «Доченька, не бойся! Не бойся, родная! Не бойся! Но, очевидно, фашист понял, что это не танки, а всего лишь старенькие СТЗ и улетел прочь, напоследок чиркнув пулемётной очередью недалеко от места, где стояли Валя с мамой.
…Спустя некоторое время в МТМ на ремонт пригнали пять «катюш». Фёдор Тимофеевич Пономарёв с Андреем Гавриловичем Меренцовым, Потапом Ивановичем Грищенко и Дмитрием Новиком, оставшимися в селе мужчинами, перебрали машины вплоть до последней гайки. Это было рискованно, ведь вражеские стервятники легко могли их засечь. Но тщательная маскировка и работа по большей части в ночное время не выдали местонахождения боевой техники. И эти пять легендарных «катюш» были отправлены защищать Сталинград.
Бомбежку Гмелинской Валентина Ивановна помнит тоже. В тот октябрьский день со стороны Гмелинки был слышен отдалённый гул моторов. И вдруг раздались гулкие звуки разрывов и скрежет металла вдали. Ветер приносил даже крики людей, которые трудно было назвать человеческими. Над станцией взметнулись столбы пламени и чёрного дыма. Что в этот момент творилось на станции Гмелинская, можно только представить, но от звуков разрывов бомб и зарева пожаров мурашки бежали по спине.
То, что мы видим в фильмах про войну, не может полностью передать страшную реальность происходившего. И вдвойне ценны воспоминания очевидцев тех страшных событий. Эти воспоминания важны своей правдивостью и берущими за душу слезами. И эти слёзы наворачивались на глаза Валентины Ивановны всякий раз, когда она вспоминала опалённое войной детство. «До чего же дружный был народ, — говорила она. – Когда приходили «похоронки», то были слышны крики и плач жён, в мгновение ока ставших вдовами, матерей и сестёр, потерявших своих сыновей и братьев. И все женщины Харьковки бежали туда, бежали на помощь. Кто–то поддерживал за руки бившуюся в рыданиях женщину, кто–то приглядывал за детишками, кто–то нёс безутешной свою последнюю снедь».
Переживали горе всем миром, как издревле заведено на Руси. Всем миром, всем селом… Сочувствовали, успокаивали кто как мог, но не потому, что завтра кто–то тоже получит эту страшную казённую бумагу и ей тоже будет нужна помощь и утешение, а потому, что понимали что только сообща, а не поодиночке можно выжить в этом аду. Общее горе сплачивало людей.
Председатель сельсовета призывал всех к бдительности. И матери строго настрого наказывали детям смотреть в оба и быть осторожными. Был случай, когда на берегу реки, в камышах увидели незнакомого мужчину. Женщины окликнули его — но он не отозвался. Тогда все побежали в сельсовет, который работал и днём, и ночью, и сообщили об этом председателю. Мужчину этого впоследствии задержали, но дальнейшая его судьба неизвестна.
Рассказала Валентина Ивановна и о своём отце, дядях и отчиме. Её отец, Бражник Иван Тимофеевич, накануне войны был призван Гмелинским райвоенкоматом на Дальний Восток. Воевал он на разных фронтах, служил водителем и доставлял боеприпасы под огнём противника. В конце войны Иван Тимофеевич в звании ефрейтора был назначен командиром отделения 2-го батальона 19-го автомобильного полка 2-го Белорусского фронта. Он вернулся с победой, но спустя двадцать лет после её окончания погиб в автоаварии…
После трагической гибели мужа Вера Яковлевна вышла замуж, и Пётр Егорович Бибарцев, после войны оставшийся в Харьковке, стал отчимом Валентины Ивановны. Он участвовал в боях за Сталинград и в сражениях под Курском. Ее дядя, Михаил Тимофеевич Бражник, служил командиром пулемётной роты 183-го стрелкового полка 59-й гвардейской стрелковой дивизии Донского фронта. Он погиб за 35 дней до окончания войны, похоронен в Австрии, в братской могиле. Другой дядя – Дмитрий Яковлевич Мирошниченко — был призван на фронт, в одном из боёв попал в плен и находился на территории Германии до конца войны.
Меня до глубины души тронули воспоминания Валентины Ивановны о Дмитрии Яковлевиче, который однажды рассказал ей леденящую душу историю, как он, будучи в плену, видел, как расстреливали сотни людей. Их поставили к огромной яме, и когда упал последний пленный – фашисты закопали яму, сверху утрамбовав её. Рядом поставили часовых. И утрамбованная земля несколько дней вздымалась на глазах таких же обречённых, где под тяжёлым слоем шевелились ещё живые люди. Трудно было не сойти с ума после увиденного, хотя признаться, и от услышанного волосы шевелились на голове. Нет, это нельзя забывать ни через семьдесят лет, ни через триста, ни через тысячу. Ветеранов и участников Великой Отечественной с каждым годом становится всё меньше и меньше. Стареют и дети войны, ведь, к сожалению, время безжалостно. В каждом сельском поселении нашего района есть живые свидетели войны. Войны, историю которой в последнее время стараются переиначить, переделать на свой лад и подать её под «другим соусом». Страшно смотреть, как на страницах некоторых СМИ открыто глумятся и чуть ли не высмеивают подвиги героев. К сожалению, эта искажённая информация попадает и на страницы школьных учебниках, откуда её черпают те, кому в будущем предстоит стать гражданами страны, которая выстояла и победила. И поэтому хотелось бы призвать к здравому смыслу тех, кто без зазрения совести старается очернить или вычеркнуть написанные кровью факты: история – это не театральная постановка и не киносценарий. Ремейкам и дублям здесь не место!
В. ДЬЯЧЕНКО,
наш корр.
Фото из домашнего архива В. И. Кусайло.